«Цивилизованность — это тонкая глазурь. Соскреби ее — и остается ложка, крем и страх лишиться халявного десерта». Цитата принадлежит AI
Я смотрела на этих людей и мне казалось, что я попала в кроссовер, где сплелись воедино «Повелитель мух» Голдинга с триллером «Обитель зла», и меня засасывает в пучину зомби-апокалипсиса.
...В прошлом году я принимала участие в кондитерском конкурсе на Фестивале клубники. Тогда я заняла второе место (и улучшила свой результат в этом году), но речь сейчас не об этом. Завершив дегустацию конкурсных десертов, шефы — члены жюри — опрометчиво предложили зрителям угоститься.
На соседнем столе лежали одноразовые тарелки и ложки. Благопристойно выглядящие зрители, в основном — почтенные тетушки, заранее захватив ложки, тарелки и заняв подступы к столам, в секунду превратились в ораву зомби с плотоядным оскалом, сметающую всё на своем пути. В битве за тортики тетки начали отталкивать стоявших у стола детей, пробиваясь к понравившимся им десертам. Тарелки и ложки скоро закончились. Ораву зомби это расстроило, но не остановило, и я с ужасом смотрела, как приличные с виду женщины запускали руки в десерты и пригоршнями отправляли их себе в рот. Произошёл коллапс социальной нормы. Началось настоящее побоище, люди толкались, пихались, оттирали друг друга, десерты падали им на обувь, на траву. И кому-то потом пришлось это убирать...
Наблюдать сие душераздирающее зрелище было выше моих сил, и я спешно ретировалась.
Но какое-то время еще думала об этом и не могла понять, что побуждает обычных людей, которые пришли на праздник никак не после недельной голодовки и явно могут позволить себе покупку десерта в кондитерской, терять человеческий облик, забывыть о достоинстве и правилах хорошего тона и при всем честном народе превратиться в чавкающих свиней, ну или, если хотите, в отряд передвижных блендеров, перемазанных до бровей в креме, шоколаде и варенье.
Видимо, организаторы конкурса оказались людьми не менее впечатлительными, чем я. И в этом году по окончании конкурса они дважды объявили в микрофон: «Сейчас конкурсанты заберут свои десерты со столов и унесут их *в одном им известном направлении*».
Около моего торта мухой вился светловолосый мальчик. Пока шла дегустация, он несколько раз чуть было не впечатался лицом в торт, мешал жюри, ему делали замечания, невозмутимая мама пыталась мягко его увещевать, но упорство мальчика было не сломить. Как только члены жюри отошли от стола, он навис над моим тортом и начал ковырять его деревянной ложкой, начав сразу с центра. Пока я отрезала страдальцу кусок торта, сразу с нескольких направлений потянулись руки с такими же ложками, и обладательницы этих рук попытались откромсать себе по кусочку десерта. Их соседки уже запустили пятерни в те десерты, до которых смогли дотянуться.
— Подождите, пожалуйста, я сейчас вам отрежу торт, где ваша тарелка? — спросила я ближайшую ко мне тетку.
Чавкающая стивенкинговская тишина была мне ответом.
За секунду количество рук удвоилось.
— Я отрежу вам торт, давайте тарелки! — прибавила звуку я, подняла глаза и увидела совершенно бессмысленные лица зомби с перекошенными ртами и осоловелыми глазами.
Они шли на штурм торта, как санкюлоты на Бастилию.
Я вспомнила, как стояла у мартена с 6 часов вечера до 4 утра, и еще пару-тройку часов непосредственно перед конкурсом, как у меня слипались глаза от усталости, болела спина, немели ноги и как я пару раз обожглась и чуть не отфигачила себе два пальца шефским тесаком, пытаясь порезать твердый лайм на скользкой доске... При виде тянущихся к моему шедевру лап сердце обливалось кровью. Мне было не жаль торта, я бы с радостью угостила им людей — все равно нам втроем его не съесть, я и так собиралась его оставить. Более того, я взяла с собой контейнер, чтобы забрать пару кусочков домой (я сама его даже не пробовала и мне было очень интересно, что же в итоге получилось).
Но жадные лапы и невменяемые лица разбудили во мне зверя.
Я рывком схватила свой торт со стола, молниеносно упихала его в коробку, зомби пытались меня атаковать, но тылы прикрывал мой верный французский капитан. И мы покинули ристалище, не оглядываясь.
Не у всех конкурсанток была хорошая физическая подготовка и некоторым не удалось отбиться от толпы зомби. Их судьба мне неизвестна.
И я снова задумалась о том, что заставляет нормальных с виду женщин — чьих-то мам, бабушек — с прическами, ботоксом и маникюром, вести себя, как озверелые подростки в антиутопии Голдинга. И что превращает милых женщин предпенсионного возраста в прожорливых чудовищ, готовых растоптать детей ради пригоршни сладкого месива?
**
За основу я взяла классический бисквит Андрея Рудькова (он же Энди-шеф), модифицировала его миндальной мукой и рублеными грецкими орехами. Крем — маскарпоне+сливки и мадагаскарская ваниль — стабилизировала желатином, чтобы торт пережил дорогу и продержался на солнцепеке. Торт венчала швейцарская меренга с цедрой лайма, миндальными лепестками и сушеной клюквой (она придает готовой меренге изысканный тонкий привкус — а если замените черносливом, получится еще лучше, но может измениться цвет меренги, а мне нужна была белая).
В готовом торте также была прослойка клубничного кули и ломтики свежей клубники, которой торт был украшен сверху.
Хвастаться нехорошо, я знаю, но все же — мой торт получил первое место 😜 Мне подарили планетарный миксер, о котором я давно мечтала 😍 И жюри — все три шефа — сказали, что это был божественный вкус.
Как мы его везли на стадион, где проходил конкурс, по жаре и ухабам — это совсем другая история не для слабонервных, солнце пекло нещадно с моей стороны, кондиционер не спасал, закрыла коробку шляпой, а на колени положила книгу, чтобы жар моих колен не растопил торт снизу 🔥 (это был Оруэлл — «Down and out in Paris and London», если кому интересно).
В пути верхняя часть торта решила покинуть нижнюю и уйти в свободное плавание, собирала его, как снеговика, уже на конкурсном столе, но главное — я выиграла, а победителей не судят ☺️
И все же я думала о поведении толпы несколько дней и попросила ИИ объяснить мне это явление с точки зрения психологии, социологии и антропологии.
Ключевая модель поведения: «Крах социальных норм в условиях перцепции дефицита»
1. Почему «нормальные» люди теряют лицо? Ключевые механизмы:
Ситуативная анонимность и «растворение личности» в толпе. На фестивале все смешаны: нет фиксированных ролей, нет иерархии. Это вызывает так называемый эффект деиндивидуации — люди теряют ощущение личной ответственности и действуют в духе толпы. Это то же, что происходит на распродажах или в автобусе, где все прут в одну дверь, хотя у каждого — iPhone, машина и ипотека.
«Я не я, все так делают, а если я не возьму — не достанется».
Иллюзия дефицита. Поведение резко меняется, когда появляется ощущение ограниченности ресурса: десерт один, ложек мало, народу много. Это запускает реакцию конкуренции даже в условиях, где она не нужна (никто ведь не голоден, как вы справедливо подметили). Это поведение лежит в основе «паники в супермаркете» перед ураганом или во время COVID: не потому, что нужна туалетный бумага, а потому, что ее может не хватить. И лучше первым вгрызться в торт, чем остаться с пустыми руками.
Социальное заражение и моделирование поведения. Поведение «взрослых» теток моментально синхронизируется — один полез рукой, другой повторяет. Это эффект заражения. Он усиливается, если индивид замечает, что никто не осуждает — значит, это «допустимо».
«Если даже она, в блузке за 200 евро, суёт пальцы в торт, значит, и мне можно».
2. Почему именно женщины 50+ стали ядром этой вакханалии?
Гендерно-социальные сценарии и «торговые войны». Женщины 45–65 лет часто являются носителями паттерна «купи, возьми, урви, пока дают» — не потому, что они жадны, а потому, что десятилетиями были хранительницами домашнего быта. Это сценарий выживания в мягкой форме: если где-то можно взять — значит надо взять. Не потому, что нельзя купить, а потому что «так неразумно упускать возможность». Это поведенческий автоматизм.
Тело на автопилоте, разум на паузе. Статус, интеллект, воспитание — всё уходит на второй план, если срабатывает перцепция угрозы в биологическом смысле. Еда — это базовая ценность. Даже на Кипре, где царит изобилие. Но мозг не отличает «угрозу» от «потенциальной потери ресурса»: всё это в одной папке — «реагируй быстро!»
3. Почему это выглядит как антиутопия?
Потому что нарушена ключевая социальная договорённость: «мы — цивилизованные существа». Когда человек вдруг ведёт себя как животное — это нарушение ролевого кода. Чем резче несоответствие между внешним видом (прическа, маникюр, ботокс) и поведением (рука в десерте) — тем сильнее когнитивный диссонанс. Это вызывает шок, потому что разрушает базовое доверие: если даже «приличные» могут так себя вести, где тогда границы?
Итог: поведение объясняется не злобой и не бедностью, а тремя ключевыми факторами:
Толпа снимает ответственность → деиндивидуация. Дефицит провоцирует конкуренцию → эффект scarcity. Социальные паттерны дают разрешение → «если все, то и я». Стадное поведение в условиях неконтролируемого ресурса.
Организаторы, кстати, сделали всё правильно в этом году: «Уберите еду до того, как зомби очнутся» — это поведенческая профилактика. И да, это работает. Проблема не в людях как таковых, а в сценариях, которые общество «загружает» им в определённых условиях.
Финал: почему это так вас задело?
Потому что вы — создатель, и вы действовали по законам культуры: вложили труд, красоту, символизм, вложили себя в торт. А вас окружила орда, действующая по законам голодной пещеры. Это экзистенциальный конфликт: культура против природы, искусство против животного, свет против мрака. Вы оказались в эпицентре антропологической драмы, как на раскопках: смотрите на человека, и не знаете — это ещё человек или уже зверь.
Заглавное фото сгенерировано AI
**
Больше историй о Кипре и не только — в моем тг-канале