«В правду не хотят верить те, кто фальшивит. А я таких не принимаю в свой оркестр». Интервью с Юрием Башметом
Могу честно сказать, еще до того, как узнала, что у нас с вами будет интервью, изучала культурную программу в рамках Петербургского международного экономического форума, увидела там ваш спектакль «Живые и мертвые. Солдатами не рождаются» и удивилась. Сейчас лето, расслабленные горожане, все нарядные, наслаждаются жизнью — и тут такая серьезная тема, такой серьезный разговор. Почему вести его для вас важно, даже в таких обстоятельствах?
Потому что жизнь каждого человека от рождения и до смерти — это некая цельность. И туда входят разные события, и острые, такие как война, жертвы, и радость, и любовь, и разочарование, и какая-то неправда. Со всем этим сталкивается каждый человек. И нет ничего странного в том, что в эти летние дни мы поднимаем тяжелую тему. Наоборот, это некий акцент, подчеркивание: мы-то с вами живы!
Спектакль был создан до специальной военной операции, но сегодня многое по-новому высвечивается в нем. Если прочесть вторую книгу Константина Симонова, в ней больше о человеке, нежели о ситуации, какие-то парадоксы жизненные, там и любовь есть, и, конечно, героизм, и ощущение Родины. И это отзывается сегодня, я вижу это по реакции зала.
Премьера спектакля состоялась в Волгограде в феврале 2023 года и была приурочена к 80-летию победы в Сталинградской битве. Два года прошло, как поменялся спектакль? Он ведь как живой организм — растет, развивается...
Спектакль всегда проживает свою жизнь. Но он не меняется по сути, просто где-то новые акценты появляются, новые краски. Режиссура Полины Агуреевой — это большое достижение, я считаю. Мы с ней еще делаем спектакль «Соборяне» по Лескову. И везде она очень хорошо чувствует нечто едва уловимое. Попробую объяснить. Вот есть физика, а есть квантовая физика. И если в физике есть четкие законы, то квантовая физика существует, потому что есть некие пятна, которые физика обычная объяснить не может. Кто-то из великих гениев, то ли Бор, то ли Эйнштейн, назвал квантовую физику музыкой физики! Этим неуловимым живет творчество. Спектакль — это тоже живой процесс, это не документ и не продукт, который купил, у тебя есть какая-то коробочка, сертификат, и все, теперь это твое. Нет. Этим и ценится живой концерт, а не фонограмма. Или спектакль, в отличие от фильма. Я очень люблю кино, но все-таки снятый эпизод — он навсегда остается таким. Давид Ойстрах, когда его спросили, как он относится к собственным записям, сказал: «Запись — это документ, который с годами становится обличительным». А спектакль всегда другой, и я не знаю, каким он будет сегодня.
Сегодня вы играете спектакль в Петербурге, позволю себе предположить, что это тоже особенное для вас событие. Какое у вас сегодня ощущение перед спектаклем?
Волнительно немножко. Петербург, а для меня он по-прежнему Ленинград, во многих отношениях город особенный. Во-первых, это связано с моей музыкальной специальностью, альтом. Московская и ленинградская школы были конкурирующими, а меня очень любил — да и я его очень любил — ленинградский альтист Юрий Крамаров. На альте мало кто профессионально играл в то время. И вот я давал сольный концерт в Филармонии, и ко мне в артистическую пришел Крамаров и сказал: «Ты всем своим друзьям откажи, мы сегодня идем праздновать, потому что это исторический, эпохальный случай — альтист играет впервые в Ленинградской филармонии сольный концерт!» Это я рассказал не для того, чтобы похвастаться, а как ответ на вопрос: что для меня Петербург? Здесь публика особенная, очень серьезная, много знающая, а если не знающая, то пытающаяся узнать, вдумчивая. Считается, что она здесь холоднее, допустим, чем в Москве, но это скорее маска.
Кроме всего прочего, мои родители познакомились и расписались в Ленинграде. Они как-то очень быстро решили, что им нужно пожениться, у них даже не было свидетеля. И перед ЗАГСом папа уговорил какого-то прохожего за бутылку чего-то спиртного, чтобы он стал свидетелем. И мой брат старший здесь родился. И затем все мои выступления в Филармонии — это всегда очень волнительно. Ну и, конечно, понимаю, что тема нашего спектакля невероятно созвучна городу. И поэтому я опять волнуюсь.
Вы и ваши музыканты играете спектакль «Живые и мертвые. Солдатами не рождаются» не в концертных фраках, а в военной форме. Драматические актеры говорят, что костюмы могут многое изменить — походку, осанку. Когда вы в первый раз примерили шинель, что-то поменялось в ощущениях?
Это очень помогает войти в роль. С точки зрения ремесла, может быть, музыкантам это не очень удобно. Например, нужно держать скрипку, а у военной формы жесткое плечо. Но, мне кажется, музыкантам это тоже очень нравится — другой образ, перевоплощение. Собственно, мы все сопереживаем тому, что происходит на сцене. Очень важно еще, что музыка сочинялась именно к этому спектаклю. Мы не взяли шедевры классической музыки и сделали коллаж. Нет, это специально написано современным композитором Валерием Вороновым. Там невероятное есть попадание музыкальное в текст, настроение и значимость текста. И очень важно, как мы, актеры и музыканты, взаимодействуем на сцене. Там есть такая фраза: «Наверное, это и есть чувство Родины», — и начинается музыка. Но для этого мы должны вовремя закончить, дослушать фразу, быть в полном синхроне с текстом. Как можно передать в звуке, в одной ноте, что такое любовь, правда, неправда, чувство Родины? И вот если эта химия произойдет, тогда я считаю, что спектакль удался.
